45 лет назад, 9 октября 1967 года, в результате совместной операции ЦРУ и боливийских военных в Боливии был убит легендарный революционный романтик, команданте Эрнесто Че Гевара.
Аргентинский врач, в роду которого были ирландские мятежники, испанские пираты и даже особы королевских кровей, Че Гевара уже давно стал символом левого движения во всем мире. А между тем ничто не предвещало того, что он станет легендой. В возрасте двух лет Эрнесто заболел астмой, которая дала о себе знать в самый трагический для Че период жизни: перед смертью, когда он, будучи в окружении в боливийской сельве, окажется лишенным лекарств.
Его называли великим романтиком революции с «апостольским лицом». Едва ли не сильнее всего о нем сказал выдающийся французский философ и писатель Жан-Поль Сартр: «Я думаю, что он был не только интеллектуалом, но и самым совершенным человеком нашей эпохи». Для подавляющего большинства тех, кто знает биографию Эрнесто Гевары, читал его литературные произведения, Че останется самым неисправимым романтиком, тем юношей, когда-то сказавшим в лицо богатому отцу своей первой возлюбленной Чичины: «Мой смысл жизни? Я хочу делать благие дела, без какой-либо личной выгоды». Революция стала самым большим образом любви для будущего кубинского команданте, который не просто нравился женщинам, а был ими обожаем.
Потеря Че — одна из самых сильных трагедий в жизни Фиделя. Кастро познакомился со своим будущим «братом по оружию» в Мехико 9 июля 1955 года в первый день своего прибытия с Кубы в Мексику в эмиграцию. Но уже до этого к Эрнесто Геваре, который приехал в Мексику из Гватемалы, приклеилась ставшая легендарной приставка «Че». В своем общении с кубинцами на родном для обеих сторон испанском языке Эрнесто часто пересыпал свою речь присущим аргентинцам междометием «че» — с испанского вроде «ну», «эй ты!» Для кубинцев такое вальяжное обращение было нетипичным и не свойственным, но Эрнесто Гевара, даже прожив много лет бок о бок с ними, так и не смог избавиться от «слова-паразита». За что и получил это прозвище, ставшее не просто частью фамилии, но и символом и олицетворением его личности.
Чужак, первым указом Фиделя Кастро получивший кубинское гражданство, после революции Че занял ряд важных постов в правительстве Кастро, вместе с Фиделем курировал всю экономику новой страны. Он был единственным человеком в руководстве Кубы, кто мог возражать Фиделю. Че хотел отменить денежные знаки на Кубе, мечтая о победе морали над деньгами. Рубил буквально до обморока, будучи тяжело больным астмой, тростник вместе с рабочими, был одним из первых в разгрузке пароходов, в очистке заводских территорий, в строительстве жилых зданий, заряжая своей неукротимой энергией кубинцев, привыкших к вечной фиесте.
Широко популярна байка, как Че получил важный государственный пост после свержения режима Батисты. Собрались революционеры. Кто-то задал вопрос: «Есть ли среди нас настоящие экономисты?» В ответ — тишина. Все посмотрели на Че Гевару. Неисправимый романтик, «летавший в своих грезах», в это время делал пометки в блокнот. Но тут, по просьбе товарищей, отвлекся от записей. Ему послышалось: «А есть ли среди нас настоящие коммунисты?». «Да, есть», — поднял руку Че. «Значит, будешь главой Центробанка!» — ответили революционеру. Рассказывают, что когда делегация кубинских товарищей приехала на родину Че в Аргентину к его родителям рассказать об успехах сына, его отец, услышав, что сын назначен на эту должность, будто бы сказал: «Ну, все, … конец вашему банку».
Сейчас можно долго спорить о том, отрезал ли пути для возвращения на остров для Эрнесто Гевары Фидель Кастро, против его воли зачитавший на партийном съезде «Прощальное письмо Че», в котором тот прощался с кубинцами и отказывался от кубинского гражданства. Че просил огласить свое послание в случае смерти или победы революции с его участием в одной из стран. Вот его полный текст:
«Фидель! В этот час я вспоминаю о многом, о том, как я познакомился с тобой в доме Марии Антонии, как ты мне предложил поехать с тобой, о нашей напряженной подготовке.
Однажды нас спрашивали, кому нужно сообщить в случае нашей смерти, и тогда нас поразила действительно реальная возможность такого исхода. Потом мы узнали, что это на самом деле так, что в революции, если она настоящая революция, или побеждают, или погибают. Многие остались там, на этом пути к победе.
Сейчас все это имеет менее драматическую окраску, потому что мы более зрелы, но все же это повторяется. Я чувствую, что я частично выполнил долг, который связывал меня с кубинской революцией на ее территории, и я прощаюсь с тобой, с товарищами, с твоим народом, который уже стал моим. Я официально отказываюсь от своего поста в руководстве партии, от своего поста министра, от звания команданте, от моего кубинского гражданства. Официально меня ничто больше не связывает с Кубой, кроме лишь связей другого рода, от которых нельзя отказаться так, как я отказываюсь от своих постов.
Обозревая свою прошлую жизнь, я считаю, что я работал достаточно честно и преданно, стараясь укрепить победу революции. Моя единственная серьезная ошибка — это то, что я не верил в тебя еще больше с самого первого момента в Сьерра-Маэстра, что я недостаточно быстро оценил твои качества вождя и революционера. Я прожил замечательные дни, и, будучи рядом с тобой, я ощущал гордость от того, что я принадлежал нашему народу в самые яркие и трудные дни Карибского кризиса.
Редко когда твой талант государственного деятеля проявлялся так ярко, как в эти дни, и я горжусь также тем, что я последовал за тобой без колебаний, что я мыслил так же, как ты, так же видел и так же оценивал опасности и принципы. Сейчас требуется моя скромная помощь в других странах земного шара. Я могу сделать то, в чем тебе отказано, потому что ты несешь ответственность перед Кубой, и поэтому настал час расставания.
Знай, что при этом я испытываю одновременно радость и горе, я оставляю здесь самые светлые свои надежды созидателя и самых дорогих мне людей <…> Я оставляю здесь народ, который принял меня, как сына, и это причиняет боль моей душе. Я унесу с собой на новые поля сражений веру, которую ты в меня вдохнул, революционный дух моего народа, сознание, что я выполняю самый священный свой долг — бороться против империализма везде, где он существует; это укрепляет мою решимость и сторицей излечивает всякую боль.
Я еще раз говорю, что снимаю с Кубы всякую ответственность, за исключением ответственности, связанной с ее примером. И если мой последний час застанет меня под другим небом, моя последняя мысль будет об этом народе и в особенности о тебе. Я благодарю тебя за твои уроки и твой пример, и я постараюсь остаться верным им до конца. Я всегда отождествлял себя с внешней политикой нашей революции и отождествляю до сих пор. Где бы я ни находился, я буду чувствовать свою ответственность, как кубинский революционер и буду действовать как таковой. Я не оставляю своим детям и своей жене никакого имущества, и это не печалит меня. Я рад, что это так. Я ничего не прошу для них, потому что государство даст им достаточно для того, чтобы они могли жить и получить образование.
Я мог бы сказать еще многое тебе и нашему народу, но я чувствую, что это не нужно; словами не выразить всего того, что я хотел бы, и не стоит зря переводить бумагу.
Пусть всегда будет победа! Родина или смерть!
Тебя обнимает со всем революционным пылом Че».
Закончив читать письмо Че Гевары, Фидель, дождавшись, когда стихнут оглушительные аплодисменты, произнес: «Для тех, кто говорит о революционерах, для тех, кто считает революционеров людьми холодными, нечувствительными, людьми без сердца, — пусть для них это письмо послужит примером тех чувств, того благородства и чистоты, которые могут скрываться в душе революционера …
Это было не единственное письмо. Вместе с ним для этого же момента, когда это письмо будет оглашено, нам были оставлены другие прощальные письма для товарищей и, кроме того, как говорится здесь, «моим детям» и «моим родителям»: это письма, написанные специально для его детей и его родителей. Эти письма мы передадим товарищам и родственникам, чтобы они принесли их в дар революции, потому что мы считаем, что эти документы достойны того, чтобы сохранить их для истории.
Мы полагаем, что этим объяснено все — все то, что мы должны были объяснить. Об остальном же пусть заботятся наши враги. У нас здесь достаточно задач, достаточно вопросов, которые нужно решить как в нашей стране, так и в отношении всего мира; достаточно обязанностей, которые мы должны выполнить и которые мы выполним»
Фидель Кастро был категорически против того, чтобы Че Гевара ехал в Боливию, и стал уговаривать его вернуться на Кубу. «Он всегда относился ко мне с любовью и уважением и почитал мои указания. Очень редко мне приходилось запрещать ему что-то делать <…> Я написал достаточно серьезное письмо. Я его убеждал, чтобы он вернулся, это было самое правильное, что он мог тогда сделать. Я не приказывал ему, я просто его уговаривал вернуться, чтобы подготовиться к революции в Боливии. Никто его не узнал в течение всей поездки (Че изменил внешность. — М. М.). Он вернулся в июле 1966 года <…> Когда он приехал, я сказал товарищам, которые его знали, что хочу их познакомить с одним интересным человеком. Мы завтракали вместе, и никто его не узнал. Он потом отправился в одно место недалеко от Гаваны, где тренировался с пятнадцатью товарищами, которые потом должны были его сопровождать в Боливию. Он отобрал самых лучших людей. Тогда это были его последние встречи с женой и детьми. Там я его часто навещал», — рассказывал Фидель Кастро.
Но почему Че Гевара выбрал именно Боливию? Гораздо лучше для его целей подошла бы Центральная Америка, где кубинцы могли оказать отряду поддержку.
Уже после гибели Че Гевары начальник разведки Кубы Мануэль Пинейро говорил советским коллегам: «Боливию намечалось использовать в качестве первоначального очага партизанского движения с последующим развитием военных операций в Бразилии, Парагвае, Аргентине. Главный удар партизаны Гевары должны были нанести в Аргентине. Боливия же была избрана как удобное место для накапливания сил и как исходный пункт для развертывания этих операций».
В Боливию вместе с Че отправились 17 кубинцев, всем им не было еще и 35 лет. Несмотря на то, что костяк отряда составляли боливийцы, Че удалось создать весьма сильный партизанский отряд. Он был убежден, что группы в 30-50 человек достаточно, чтобы начать вооруженную борьбу в любой стране Латинской Америки. Главное — найти местность, где больше всего попираются принципы справедливости и ущемляются права крестьян. Он всерьез полагал, что горстка повстанцев быстро измотает правительственные войска, а затем при народной поддержке возьмет власть в свои руки.
23 октября 1966 года Эрнесто Гевара покинул Кубу. О провальной боливийской эпопее достаточно подробно написано в книгах, посвященных Че. Напомним вкратце некоторые детали. Наученные горьким опытом североамериканские агенты при активном содействии армии президента Боливии Рене Баррьентоса встретили отряд Че во всеоружии. Они раскинули в этой стране мощную сеть информаторов и практически полностью контролировали все перемещения отряда. Велели всем владельцам аптек сообщать обо всех покупках лекарств от астмы.
Внутри боливийских оппозиционных сил были свои проблемы: лидеры боливийской компартии Марио Монхе и Моисеса Гивара постоянно конфликтовали. Че так и не удалось примирить их. Кроме того, Монхе, направивший много бойцов в отряд Че Гевары, требовал для себя больше властных полномочий, но не имел достаточного военного опыта.
В декабре 1966 года Марио Монхе, его помощник Хорхе Колье и лидер боливийского рабочего движения Хуан Лечина прибыли на Кубу. Фидель объяснил им, как можно помочь Че. И они обещали Кастро выполнить его просьбу. Но по возвращении в Боливию между Монхе и Че состоялся нелицеприятный разговор. «Ты выбрал для партизанской войны зону, где никто не встанет на твою сторону. Ты совсем не знаешь здешних крестьян. Они не пойдут за чужестранцами», — сказал Марио Монхе. «Ты уверен, что нас всех перестреляют?» — спросил Че. «Убежден в этом, — ответил Монхе. — Та армия, которую ты считаешь никчемной, разобьет вас».
Из попыток объединить и организовать местных крестьян и коммунистов ничего не вышло. Крестьяне доносили спецслужбам о передвижении отряда Че. Один из них, в конце концов, и указал его местонахождение.
В начале октября 1967 года 17 партизан были окружены спецназовцами в ущелье Эль-Юро. Че был ранен в ногу и попал в плен. Мексиканский исследователь Хосе Кастанеда так писал о последних минутах жизни Че: «Все имеющиеся материалы единодушно и однозначно подтверждают: власти Боливии решили ликвидировать Че Гевару — и чем скорее, тем лучше. Еще до полудня (8 октября) приказ об этом ушел из столицы в Ла-Игьеру, и полковник Сентено назначил солдат, которые должны были его исполнить. Сначала были сделаны фотографии, потом исполнители бросили жребий, павший на лейтенанта Марио Терана — именно ему предстояло прикончить всклокоченного, хромого, глубоко подавленного, но отнюдь не покорившегося человека.
После нескольких «фальстартов», нескольких больших глотков виски и призывов Че не тянуть лейтенант 9 октября всадил полдесятка пуль в тело команданте: одна из них, попавшая в сердце, оказалась смертельной. Последние его слова, если верить полковнику Арнальдо Сауседе Параде, начальнику разведки Восьмой дивизии, которому было поручено представить официальный отчет о том, как ушел из жизни Эрнесто Че Гевара, были: «Знаю, что вы собираетесь расстрелять меня; странно, что не убили на месте. Передайте Фиделю — моя неудача не означает, что революция кончена, она победит где-нибудь в другом месте. Алейде (жене) скажите, чтоб поскорее забыла меня, вышла замуж, была бы счастлива и чтоб дала детям образование. Солдаты пусть целятся, как следует». Его тело было привязано к «лыже» вертолета и доставлено в Вильягранде, а там обмыто и выставлено в прачечной госпиталя Пречистой Девы Мальтийской».
Гевара был похоронен в форме без знаков отличия вместе с тремя другими повстанцами из его группы рядом с взлетной полосой аэропорта Вильягранде.
Смерть «нашла» Че Гевару, когда ему было 39 лет. Уже после гибели, когда его тело было выставлено напоказ боливийскими властями, а людей шокировали его широко раскрытые глаза на мертвом лице, многие свидетели сделали признания — никто из мертвых не был так похож на Иисуса Христа.
На Кубе, где уроженец Аргентины Эрнесто Гевара давно уже стал иконой, память о нем оберегают как зеницу ока. Достаточно того, что кубинские пионеры приносят клятву: «Будь как Че!». Кубинцы — вообще благородный народ, не таящий злобы и хорошо знающий цену чести. Несколько лет назад врачи из этой страны вернули зрение человеку, 40 лет назад приведшему в исполнение приговор Че Геваре.
*****
Время превратило имя Че в миф и усмехнулось над ним — знаменитое изображение Че в черной беретке со звездой, человека, который всю жизнь боролся против засилья материального и власти денег, давно стало одним из самых «ходовых» сувенирных товаров в мире.
Когда я слышу легендарную кубинскую песню «Команданте Че Гевара» в трагически-экспрессивном исполнении Натали Кардон, то представляю его, седлающего своего «Россинанта», чей взгляд устремлен вдаль, а кудри волос развеваются на ветру из-под знаменитой кепки со звездой …
Че Гевара — миф о нем, символ, образ — схован, сожран и переварен буржуазной культурой. Пару лет назад в моем маленьком финском буржуазном городке в магазине канцтоваров был тематический день Че Гевары — рюкзаки, тетради, пеналы, обложки, закладки — все с Че. Хотелось блевать — отюдь не фигурально.
Че Гевара есть в сотнях и тысячах играющих в левых блогах западного молодняка — который вырастет, возьмется за ум и станет еще одним винтиком в мафынке капитализма.
Враг очень сильный. И до побед пока еще далеко, не нужно иллюзий.
45 лет назад, 9 октября 1967 года, в результате совместной операции ЦРУ и боливийских военных в Боливии был убит легендарный революционный романтик, команданте Эрнесто Че Гевара.
